О подростковых самоубийствах

В проблеме подростковых самоубийств нет двух одинаковых случаев: у кого-то несчастная любовь, кого-то дома обещали избить до полусмерти за двойку, кто-то заболел - бывает все, что угодно. Но в целом это общественное массовое явление, мои коллеги по всему миру его активно изучают, и сегодня мы можем многое сказать о его причинах.
О случае в Стругах Красных, пока материалы расследования недоступны, сказать можно только одно - в нем есть все предпосылки для суицида. Во-первых, девочка жаловалась на побои в семье, а мальчик был их свидетелем, но ничего не смог сделать. Это тяжелейшее унижение и такое поведение по отношению к детям должно быть полностью исключено. В Европе, Японии и других странах любые физические наказания, любой подзатыльник - это уголовное преступление. В России проблема даже не в том, что домашнее насилие сейчас выводят за рамки уголовных преступлений - дело в том, что такие действия вовсе не считаются в нашем обществе домашним насилием.
Вред такого насилия хорошо доказан. Сейчас выходит очень много научных работ - и монографии, и статьи, - где под одной обложкой преступления несовершеннолетних и преступления против несовершеннолетних. Потому что одно вызывает другое. Согласно данным психологов, если ребенок в возрасте до года не испытывал постоянную любовь матери (или другого близкого взрослого) или если ребенка физически наказывали, из него с повышенной вероятностью вырастет насильственный преступник. Это сейчас известно всему миру, кроме нас.

Роль социальных сетей

Вторая показательная черта псковского случая - это роль социальных сетей. Я считаю, что в целом эти сети - благо. Они дают возможность не просто выпустить пар, а самоутвердиться при невозможности сделать это в реальной жизни.
Такая потребность в самоутверждении, самореализации есть у каждого человека, хотя и не всегда она осознана. Взрослым самоутвердиться проще - это позволяет сделать работа, хобби. Подростки же могут самоутверждаться в самодеятельном творчестве или спорте. Но для этого нужны кружки и секции, которые сейчас стали в основном платными, да и развиты они в Москве и Петербурге, но не в сельской местности и малых городах.
При отсутствии возможностей для самоутверждения работает «принцип двойной неудачи», открытый социологом Робертом Мертоном. Первая неудача: человек (прежде всего подросток) не смог самоутвердиться в активной творческой деятельности, не стал «ботаником», не стал спортсменом. Тогда возможна негативная активность - реализация в общественном поведении, он может совершать преступления. Но и здесь возможна неудача - мама так воспитала, что человек не может бить и воровать, или он трусоват и боится полиции. И тогда это вторая неудача. В результате человек уходит либо в алкоголь, либо в наркотики, либо пытается покончить жизнь самоубийством.
Социальные сети восполняют эту функцию. Вот пример, исследованный двумя американскими университетами. Начиная с конца 90-х-начала 2000 годов во всем мире, включая Россию, сокращается уровень преступности, особенно тяжких насильственных преступлений. В России уровень убийств с 2002 года сократился с 23 (на 100 тысяч населения) до 8 - почти в три раза. В Германии - в два раза, в США - в два раза, в странах Балтии - в два раза, в латиноамериканских странах в два раза и более. Даже в Японии, где и без того очень низкий уровень преступности и убийств, их уровень сократился с 0,6 до 0,3 – в два раза! Одна из главных гипотез, почему это происходит: основной субъект уличных преступлений (это кражи, грабежи, убийства, изнасилования) - подростки и молодежь. А подростки и молодежь ушли в интернет. Там они убивают (для этого есть «стрелялки»), там они дружат, там они ссорятся, там, если они хорошо технически вооружены, они вскрывают сейфы и снимают деньги с карт. А киберпреступность очень высоко латентна - то есть ее сложно увидеть. Недавно профессор Владимир Овчинский публиковал данные: из киберпреступлений регистрируются только 5%. То есть и преступность, и возможности для самоутверждения перешли в мир интернета.
Исследовали из Университетов Вилланове и Ратгерс констатировали: когда на рынке компьютерных игр появляются новые стрелялки, уровень уличной преступности сокращается на 30%. А я в этом был уверен еще до публикации этих данных, я писал об этом в своей монографии в 2014 году («Криминология: теория, история, эмпирическая база, социальный контроль». 3-е издание).
Но любое благо имеет и свои негативные последствия. В социальных сетях есть группы сторонников самоубийств, о которых в мае 2016 года писала «Новая газета» и которые иногда могут вовлекать подростков в самоубийство. Я согласен, что некоторое негативное влияние сетей на подростков может быть. Что касается влияния «пропаганды» суицидов - романов или фильмов, как это происходило в далеком прошлом после публикации в России «Бедной Лизы» или «Страданий молодого Вертера» в Европе, я думаю, что сегодня это бы так не сработало: у нас давно уже нет никакого романтизма в этом вопросе.

Российская аномалия

Сейчас уровень самоубийств снижается и во всем мире, и в России. Наш максимум был при Брежневе и Черненко - 40 случаев на 100 тысяч населения, а сейчас - 17 случаев. Но поскольку он снижается и во всем мире тоже, мы продолжаем оставаться страной из первой мировой десятки по самоубийствам. А вот по самоубийствам подростков и молодежи мы на первом месте в Европе. Мы держим это печальное первенство уже давно, и вот почему.
В эпоху постмодерна, наступившую в 1970-80 годы прошлого века, произошло принципиальное изменение деления человечества: не на классы, а на две группы - включенные и исключенные. Об этом первыми стали писать французские социологи 1960-70 годов. Это люди, «включенные» в активную экономическую, трудовую, политическую, культурную и прочую жизнь и «исключенные» из нее. Это деление произошло во всем мире. Но у нас доля исключенных аномально зашкаливает: она неизмеримо выше, чем в Германии, Франции, Польше, Венгрии и других странах Восточной Европы.
По самым мягким подсчетам у нас сейчас порядка 70% населения относятся к социально исключенным. Они - основная социальная база преступности, алкоголизации, наркотизации, самоубийств. К исключенным, безусловно, относятся алкоголики, наркоманы, длительное время безработные, бомжи, старики, жители сельской местности. И, к сожалению, к исключенным в России относится и значительная доля подростков, несовершеннолетних. Особенно в сельской местности и малых городах.
Подростки по определению меньше, чем взрослые, могут быть включены в трудовую, экономическую, политическую формы жизни. Поэтому им должны быть предоставлены особые условия - их нужно завлекать в общественную активность, в те же кружки, секции, конкурсы. Что может сделать подросток в Рязанской, Калужской области? Как он может оказаться включенным? Какие у него возможности самоутверждаться? Близкие к нулю.

Размеры хижин

Проблема исключенности в России обострилась в конце прошлого века (и особенно в этом веке) с ростом неравенства. По данным нескольких международных организаций, в России уровень неравенства - один из самых высоких среди развитых и развивающихся стран.
По недавнему отчету Global wealth report банка Credit Suisse сейчас 1% населения мира владеет 52% всех богатств, а в России 1% населения владеет 72% всех богатств.
Прежде, в СССР, все были нищими, но не было сообщений, что у кого-то на квартире валяется 9 млрд долларов. Члены политбюро ЦК были нищими по сравнению с нынешними представителями власти. И если раньше все это было за кремлевской стеной, сейчас оно на виду. Среди исключенных это вызывает, часто не отрефлексированное, чувство неудовлетворенности собственной жизнью. Они бьются и некоторые чудом выскакивают, но большинству это не удается. У нас не хватает лифтов вертикальной мобильности.
И многие люди сами это понимают. В 80-е годы я изучал материалы о самоубийствах в Ленинграде и нашел предсмертную записку одного работяги. Перед смертью он писал в тяжелом состоянии, даже без запятых: «Сашенька шагни дальше отца как можно дальше отца по социальной лестнице». Да ему докторскую степень надо за эту формулировку присваивать, но у него не было возможности ее защитить.
Рост уровня жизни мало помогает с этим справиться. Как писал Маркс: пока все живут в хижинах - все хорошо. Если рядом с хижинами появляется дворец, люди рядом с хижинами начинают ощущать свою неполноценность, недостаточность, униженность. И даже если хижины растут, но одновременно растет дворец - это чувство сохраняется. Поэтому самоубийство - это вид протестного поведения.
Неслучайно сейчас среди ученых тема исключенности становится популярнее. До сих пор я думал, что в России эта проблема беспокоит только меня. Но в июне этого года в Перми прошла первая в России международная конференция по проблеме исключенности: там были психологи, социологи, историки, представители петербургской «Ночлежки». В прошлом году я оппонировал по уникальной диссертации о самоубийствах в армии. Прежде ее нигде не принимали в защите, но приняли у нас в Петербурге. А в декабре на соцфаке СПбГУ будет защищаться докторская диссертация о самоубийствах на пограничных территориях России.
Я надеюсь, что всплеск интереса к проблеме заставит нас осознать, как важно сейчас работать над максимальным сокращением социального неравенства. Надо вкладывать деньги не в многомиллиардные корпорации, а в население: создавать в сельской местности и малых городах рабочие места, школы, где работали бы кружки и секции.